Олег Семенович Газман (1936—1996) — известный российский ученый,
член-корреспондент Российской академии образования (1992),
выдающийся практик воспитания,
один из теоретиков коммунарского движения, вдохновитель и разработчик педагогики поддержки.
В 1961 году, будучи директором восьмилетней сельской школы в Сибири, Олег Семенович выскочил перед разыскивающими его среди лесных сугробов воспитанниками в облике Деда Мороза и пригласил на школьную елку — первую столь необычную в их жизни. Когда появились первые магнитофоны, Газман привез новенький аппарат в свою восьмилетку, и на сельском радио стала выходить еженедельная школьная радиогазета. Возглавив в 1964 году школу во Всероссийском лагере ЦК ВЛКСМ «Орленок», Олег Семенович внедрил систему «школа без домашних заданий». И учителя стали добиваться полноценного учебного эффекта уже во время урока.
Сегодня мы впервые публикуем отрывки из выступления Олега Семеновича Газмана перед руководителями школ города Петрозаводска в августе 1989 года о перестройке воспитания в школе и разработанные им вместе с А. В. Ивановым «Десять заповедей классного воспитателя».
Нужен ли сегодня коллектив?
«(…) Поскольку я приверженец методики коллективной творческой деятельности, коммунарской методики (я убежден в том, что это наиболее демократичная, гуманистическая форма организации жизни коллектива), то я, естественно, с этих позиций постараюсь рассмотреть возможные варианты перестройки воспитания в школе. Главный вопрос, который обсуждается на страницах общественно-политических журналов, — нужен нам коллектив или нет?
Это серьезный вопрос. Возьмите страны Запада — живут они без коллективов, и прекрасно живут. Кроме того, защищают свою родину, поклоняются своим государственным символам, символам своей демократии. В американской школе гимн поют каждое утро, в американской школе ценности демократии чтятся так, как нам и не снилось.
У меня года три назад был разговор с профессором из США о воспитании, я говорю: «Как у вас вообще можно воспитывать, если любой мальчишка может ругать президента? Как можно авторитет держать руководителя?» Он мне говорит: «У нас можно ругать Кеннеди, Джонсона, кого угодно, но президента ругать нельзя. Это ценность демократии. Никто не посмеет ругать — это уже конституционное нарушение». Мы просто не понимаем пока этих тонкостей. Но борьба за ценности демократии есть борьба номер один.
Тогда встает вопрос: является ли коллектив ценностью демократии? Разговор о том, что коллектив подавляет личность, известен вам; вся история нашей школы и воспитания подтверждает, что коллектив использовался как инструмент подавления личности, как дисциплинирующее средство. Коллектив рассматривался как некоторый помощник инквизиционного плана, как механизм, который надо «включить», чтобы на ребенка подействовать. Других средств мы просто не понимали, мы не видели дифференцированно, какие возможности <есть> у коллектива. И это обвинение всегда лежало на советской системе воспитания.
Так нужен ли нам коллектив? Такой коллектив — не нужен. А какой нужен? Тут мы должны обратиться еще к вопросу о культуре, я бы сказал, определенной исторической культуре. Наше общество (во всяком случае, российское) формировалось как крестьянская община. И такой общинный характер жизни присущ нашему человеку. Он всегда оглядывается на общественное мнение, думает, что о нем скажут другие; это в нем сидит. И поэтому коллектив, как некоторое образование высшего порядка, отвечает определенному социальному запросу (…).
Вообще, я думаю, что именно такая — коллективная — модель жизни остается наиболее демократичной, востребованной. Не только в педагогике, но и в культуре, где угодно в обществе.
Споров на эту тему много, это правда, потому что наша доблестная бюрократия всю жизнь использовала коллектив как инструмент для унижений личности. А школьные традиционные учителя, увы, последовали их примеру. Вот откуда у нас возникает отторжение от коллектива.
Хотя Макаренко на самом деле многоплановый. С «трудными» детьми (Прим. ред. — педагоги закрытого уголовно-исправительного заведения, которым руководил А. С. Макаренко, занимались перевоспитанием малолетних правонарушителей) — отдельная история, хотя и там тоже случались перекосы в авторитарность. А ведь есть и другая сторона жизни макаренковской трудовой колонии: она связана с самоуправлением, с делением коллектива на микрогруппы, где каждый виден, ценен, слышен. Ведь когда собираются не сорок, а пять — семь ребят, это совсем другая ситуация, в которой масса не задавит: тут-то ведь и массы нет как таковой.
Кроме того, у Макаренко было много игровых форм воспитания, коллективного придумывания дел. Мы, сегодняшние педагоги, должны выбрать у него такие средства, которые не дают уйти из коллектива «трудным» детям.
На вопрос, нужен ли сегодня коллектив и можно ли обойтись без него, я бы ответил так: обойтись можно, но коллектив нужен.
Мы сейчас много говорим о милосердии, направленном во внешний мир, — помочь пенсионеру, перечислить деньги в детский фонд. Все правильно. Но надо ведь и в своем коллективе друг другу помогать: вовремя встать на защиту обиженного, обделенного, забытого. Скажите, разве может навредить такой коллектив? (…)
Если коллектив выступает гарантом того, что меня не подавляют и не эксплуатируют — не только экономически, но и морально, если коллектив борется за справедливое положение человека в коллективе, то это тот коллектив, который нам сегодня нужен.
Поворот к гуманистическому воспитанию, если мы имеем в виду коллектив, связан с тремя позициями. Первая позиция — самоопределение, вторая позиция — самореализация, третья позиция — самореабилитация (…)».
г. Петрозаводск, август 1989 г.